раритетные парусники

Всегда ли на борту писалось имя корабля? Мы привыкли к мысли, что имя судна всегда писалось на борту в носовой части. Такое устойчивое представление породило множество ошибок в исторических иллюстрациях и на моделях.

Как известно, традиция давать судам название очень древняя. Есть полное основание считать, что названия древних судов жили только в устах их владельцев или в лучшем случае в судовых документах и исторических хрониках. Нет ни одного свидетельства того, что название где-либо писалось на самом судне. Только в XVII в. в западноевропейских флотах установилась традиция писать название на корме судна.

Во времена Петра I корпуса кораблей пышно декорировались в соответствии с названием. Однако изучение довольно точных иконографических гравюр А. Шхонбека и А. Ф. Зубова, воспроизводящих в мельчайших деталях оснастку и декор судов, показало, что большинство петровских кораблей не имело написанных на корпусе названий. Их заменяли символические фигуры на носу или аллегорические картины и резьба на корме, дополненные иногда в нижней части транца девизом корабля, взятым из многократно упоминавшейся книги «Символы и эмблематика». На корабле «Гото Предестинация» под кормовой галереей указаны, например, годы постройки, число пушек и приводится строка из библейского текста. Лишь на одной из многочисленных моделей петровского времени имеется название «Святой Михаил», написанное на корме.

Таким образом, традиция писать название на корпусе корабля появилась в русском флоте только в конце царствования Петра I. При этом название писалось на узкой полосе в нижней части кормы под галереей или окнами офицерских кают. Это объяснимо, поскольку другого места для названия не было: вся носовая часть борта была занята пушечными портами, деталями якорного устройства, оснасткой бушприта и др.

Рассмотрение многочисленных фотографий моделей приводит к заключению, что и в последующие годы даже на корме название писалось редко. В те времена к акту спуска корабля на воду подходили, как к рождению человека. Это породило и традицию крещения корабля в христианских странах. Как и положено, при крещении присутствовало духовенство, «освящавшее» корабль и этим как бы закреплявшее его имя. В соответствии с обрядом крещения имя корабля записывалось в книги. Как человек не носит на себе ярлык с собственным именем, так и имя корабля было у всех на устах и в судовых документах, но необязательно фиксировалось на корпусе.

Именно указанными обстоятельствами объясняется, что одно и то же судно имело иногда два, а то и три названия: официальное, записанное в регистрационных книгах Адмиралтейства и судовых документах, и более простое, житейское — для повседневной службы. Например, в указе Екатерины от 14 октября 1770 г. «спущенному 74-пушечному кораблю дано название «Иоанн Креститель», с тем однако ж, чтоб в списках и в прочих, где будет надобность, ведомостях именован был «Чесма». И еще из высочайшего собственноручного указа Екатерины: «Кораблям дать следующие имена: «Св. жен Мироносец» и звать просто «Мироносец».

Только к концу царствования Екатерины у отдельных судов название писалось на корме. При Павле I была сделана попытка узаконить и упорядочить правила написания названий судов. 29 января 1799 г. генерал-адъютант Кушелев направил в Адмиралтейств-коллегию следующую записку: «Отданным при пароле приказом государь император соизволил наименовать строящиеся при адмиралтействах корабли: здешнем 130-пуш. «Благодать»… Причем высочайше повелено, дабы имена оных на каждом корабле и фрегате были написаны на корме под капитанскою каютою на галерее, а ниже кают-компании: когда построен и кем из мастеров». Павел I впервые указом обязал писать названия на корме и ввел традицию отражать на корме корабля (как в паспорте) также основные сведения о его постройке, которые впоследствии вплоть до наших дней, стали записывать на специальных так называемых закладных досках.

С начала XIX в. написание названия корабля на корме стало уже обязательным. Большое внимание уделялось надписи, обозначающей имя корабля. К середине XIX в. декор почти полностью исчез с корпуса корабля, его функция перешла к шрифту и расположению надписи, которые сами стали средствами художественного выражения. Вот что пишет корреспондент о спуске в Архангельске 74-пушечного корабля «Сисой Великий» в 1849 г.: «При наружном обозрении заметим, что …на корме же имя корабля надписано нашими церковно-славянскими буквами, что по имени святого, какое дано кораблю, весьма прилично и отчасти ново». Со временем эта традиция закрепилась и дошла до наших времен. Славянская вязь подчеркивала в названии судна патриотическое звучание. Например, таким шрифтом написано название современного противолодочного крейсера «Киев».

Почти до конца XIX в. название судов военного флота писалось только на корме: в носовой части борта по-прежнему не было для этого места; там находились элементы якорного устройства, торпедные аппараты, выстрелы и т. п. Это хорошо видно на фотографиях, приводимых в журнале «Судостроение» и в исторической литературе.

Только в начале XX в. на некоторых боевых кораблях невысокого ранга появляется название, написанное на борту в носовой части. Поэтому рисунки художников, где у военных судов второй половины XIX в., включая броненосцы, показано название на носу, не верны. Сказанное подтверждается наглядным примером легендарного крейсера «Аврора», у которого нет названия на борту; это же относится к крейсерам типа «Новик» и др. Даже в советском флоте в предвоенное время названия крупных кораблей писались только на корме (например, крейсер «Киров»). Новейшие по тому времени лидеры «Ленинград» и «Минск» имели в носу на борту только большие буквы ЛГ и МН.

В наше время название военных кораблей пишется и на корме и на борту, а у торговых судов еще и на надстройке.

С давних времен парусный корабль был произведением не только инженерного творчества, но и искусства, поражали изящные линии корпуса, стройная графика рангоута, богатство внешнего декора.

Поэтому можно понять моряка нашего века, служба которого в юные годы начиналась на парусных судах: «Навсегда, кажется, исчезли заманчивые дальние плавания наших судов, а с этим одновременно утратилась и красота прежнего рангоутного боевого корабля: уже из памяти исчезают идеальные, легкие очертания корпуса деревянного клипера или фрегата с мачтами и реями, на которых красовались белоснежные паруса, и с чистыми койками, кокетливо установленными в сетках на борту. Это была в полном смысле поэзия, которая действовала на зрение и душу также обязательно, как на слух действует стройная музыка, пение или красивый ритм стихов. Нельзя было моряку не любить своего судна: было на что заглядеться и было во что влюбиться»,

В последние годы наблюдалась своеобразная! вспышка литературы по эстетике корабля. К сожалению, в литературе все внимание уделялось только одной стороне эстетики корабля — его внешнему декоративному убранству. При этом осталась незамеченной классическая книга, в которой красота корабля рассмотрена глубоко, развернута во времени от древнего мира до нашего века и тесно увязана с окружающим миром. Однако нас в данном случае интересуют не все вопросы эстетики корабля, а лишь одна его грань: как название корабля отражалось во внешнем декоративном уборе.

Согласно средневековой традиции название обязательно отражалось во внешнем художественном оформлении судна— эмблемах, аллегорических фигурах, рисунках, надписях-девизах и других зримых образах. Средневековые парусные суда и каравеллы эпохи Великих географических открытий имели рисунки, выражавшие их названия даже на парусах.

В последующие эпохи название судна обязательно отражалось или в виде носовой (гальюнной) фигуры, или эмблемы (рисунка, барельефа) на корме, а то и на бортах.

Обратимся к исторической литературе. «На оконечность княвдигеда ставили, как и теперь, фигуру, сообразную имени судна. Некоторые из этих фигур были более или менее присвоены тою или другой нацией. Например, англичане ставили большею частею изображение царствующего короля, испанцы -льва, венециане — какие-нибудь грудные бюсты».

Еще одно высказывание историка русского флота С. Елагина: «В Англии, в особенности по восшествию династии Стюартов, было в обычае на корабле первого ранга изображать царствующего государя верхом на коне или на льве. Корму венециане украшали изображениями святых или знаменитых умерших личностей; испанцы и португальцы следовали их примеру, но почти все остальные государства ограничивались изображениями своих гербов».

Из сочинения патера Фурнье «Гидрография»: «Над кормовою галереею прибивался на контр-тимберы щит с образом святого, избранного покровителем корабля, и тут, по уставу, должны были изображаться гербы короля и генерал-адмирала. Над всем этим — платформа с балюстрадою, для часового у кормового фонаря… На корабле «Куронн» три кормовых фонаря из золоченой меди… Средний фонарь, самый большой из трех, имеет двенадцать футов в вышину и двадцать четыре в окружности…». Фонарь высотой около 3,6 м! Поистине, в старину не жалели на украшения ни меди, ни золота. К оформлению старинных европейских кораблей привлекались лучшие скульпторы-резчики, художники и позолотчики, например в отделке французских кораблей прославился скульптор Пьер Пюже. На 104-пушечном корабле «Моньифик» фигуры, поддерживающие двойную галерею кормы, были им сделаны 20 футов вышиной (около 6 м!).

А вот что пишет о турецких кораблях середины прошлого века русский моряк-очевидец: «Носы и кормы вообще тяжелы, причем вид первых еще много портят больших размеров статуи, представляющие растянувшегося по шеку льва».

Таковы были общие тенденции в отражении имени корабля в его инешием облике. А что же было у нас, в Росси?

В 1669 г., когда завершилась постройка первого русского военного корабля «Орел», в указе Алексея Михайловича было сказано: «…на корабле «Орел» поставить на носу и на корме по орлу и на знаменах и на яловчиках [вымпелах] нашивать орлы же».

В жалованной грамоте Петра I Францу Тиммерману на 20-летнюю привилегию строить корабли а Архангельске сказано: «…на тех новопостроенных кораблях и иных судах, на всяком судне на кормах герб выобразить Его Царского Величества Российского царствии, подобием распростертого крылами двуглавого орла с тремя над ним венцами, а на персях у того орла воина на коне, с копьем, в сбрую воинскую устроенного, в челюсти змеиные прободающего, а в ногах у того же орла, в правый скипетр, а в левой яблоко с крестом, да и на знаменах и на прапорах на тех кораблях, на щоглах и на носу и на корме, нашить ему, Францу, такие же его Царского Величества гербы, что и на корме, на тафте белой, на обе стороны, в середине черною тафтою, или иною матернею того же цвета». Таким образом, фигура двуглавого орла на корме судна — непременный атрибут всех военных кораблей, сохранившийся вплоть до Октябрьской революции.

Но, помимо государственного герба — орла, на корме кораблей Азовского флота обязательно были элементы декора, связанные с их названием: «В числе кормовых украшений находилось непременно изображение предмета, давшего название судну. Так как большая часть этих названий, за исключением взятых из мира невещественного, и нескольких имен святых имела характер эмблематический, выражаемый известным девизом, то вместе с изображением предмета прописывался и девиз. Вследствие этого в современных документах при перечислении судов вместо имен иногда приводятся их девизы». Изображения предметов и девизы, как мы уже знаем, Петр I черпал из книги «Символы и эмблематика».

На кораблях, которые Петром предназначались в качестве флагманских и находились под его командованием, изображали также святых — покровителей царя. Так, на корабле «Предестинации» в верхней части кормы был изображен коленопреклоненный св. Петр — патрон царя.

Что же устанавливалось на носу петровских кораблей? Некоторые иллюстрации позволяют сделать вывод, что корабли, названные именами святых, имели носовую фигуру, изображавшую соответствующего святого, а прочие корабли — фигуру геральдического льва. На судах более поздней постройки уже не было такой роскошной резьбы и ограничивались только гальюнной фигурой и резным гербом — двуглавым орлом — на корме.

По указу Николая I от 28 ноября 1829 г. на всех судах русского флота была введена носовая фигура единого образца — двуглавый золоченый орел (герб России). Однако изучение иконографического материала (чертежей, носовых фигур, рисунков и т. п.) позволяет утверждать, что в это же время было довольно много исключении. Например, на первом черноморском 120-пушечном корабле «Варшава» в носу был изображен герб города Варшавы в обрамлении «трофеев» — знамен и оружия, а двуглавый орел появился только на отчетном чертеже в 1835 г. Корабль «Султан Махмуд» имел на княвдигеде изображение турка («султана»), а корабль «Париж» — герб Парижа.

В 1834 г. вышло распоряжение, разрешившее на всех судах, имевших менее 20 орудий, ставить носовые фигуры «в виде статуй и других приличных изображений». Поэтому многие небольшие корабли (бриги, корветы и пр.) были украшены тематическими носовыми фигурами.

Традиция устанавливать на носу крупных боевых судов скульптурные изображения, отражающие их имя, снова возродилась во второй половине XIX в.

К созданию новых фигур для судов русского флота привлекались лучшие скульпторы и художники П. К. Клодт, М. О. Микешин, С. С. Пименов, Л. П. Боголюбов и другие. Для исполнения проектов носовых украшений, предназначавшихся дли винтовых фрегатов, клиперов и корветов, в Адмиралтействе была создана скульптурная мастерская. «Кстати о фрегатах,— пишет один из моряков того времени,— перед самым выходом их из дока на «Дмитрии Донской» и «Александр Невский» привезли носовые фигуры работы нашего заслуженного профессора Пименова. Фигуры с украшениями ставили на место в присутствии самого художника; они вышли очень эффектны и как нельзя лучше пришлись по красивым обводам фрегатов… Фигура Князя Александра Невского… изображает невского героя вкладывающим меч свой в ножны и благодарящим Всевышнего за дарованную победу».

В последующие годы носовые фигуры снова стали заменять двуглавым орлом гербом Российской империи. Но все же некоторые корабли украшались более пышно, например корабли-памятники. Новый «полуброненосный фрегат» «Память Азова» стал первым паровым броненосным кораблем с Георгиевскими отличиями. Предусматривалось особенно богатое, сложное и красочное носовое украшение: орден Святого Георгия и ленты с бантами, императорская корона, лавровый венок и пальмовые ветви. Эскиз украшения разработал летом 1887 г. известный художник-маринист, член Академии художеств А. П. Боголюбов».

К началу XX в. на носу и корме корабля стали помещать только уплощенные фигуры орлов, но название писали по-прежнему на корме, иногда на металлической стилизованной ленте.

С XIX в. в русском кораблестроении стали вводить так называемые закладные доски — своеобразные паспорта судов. Это были небольшие латунные или серебряные пластинки прямоугольной формы, на которых записывались все основные сведения о корабле. Закладные доски привинчивались в день закладки судна к килю и сопровождали его всю долгую или короткую жизнь. После списания уже устаревшего судна и его разломки закладная доска снималась и сохранялась как памятная медаль. В случае гибели судна, если его удавалось поднять спустя много лет, по закладной доске можно было узнать название погибшего судна.

По-видимому, закладные доски устанавливались не на каждом судне. Скорее всего их использовали в торжественных случаях, когда на закладке судна присутствовал и государственные особы или почетные гости или же когда закладываемый корабль был вехой в кораблестроении, или это был корабль-памятник. Во всех этих случаях аналогичные экземпляры закладных досок дарились почетным гостям.

Когда возникла традиция устанавливать на строящихся кораблях закладные доски? По-видимому, она перешла от общей традиции закладывать под основание воздвигаемых памятников золотые монеты с изображением царей, при которых сооружается памятник. Вот любопытное историческое свидетельство: «Коллегиею приказали: употребленные по соизволению Ее И [мператорского] В[еличества] при закладке ныне вновь 66-ти и 74-х пушечных кораблей, в каждый по два, итого четыре иностранные червонца записать в расход, а оставшиеся за тем прежде отпущенные для той закладки два российских червонца записать в приход» (из журнала Адмиралтейств-коллегии, № 1658 от 4 мая 1770 г.). Очевидно, это были 74-пушечный корабль «Чесма», заложенный 13 июня 1766 г. и спущенный 9 октября 1770 г., и 66-пушечный корабль «Виктор», заложенный 25 ноября 1769 г. и спущенный 17 мая 1771 г. Оба корабля были названы в память об уничтожении турецкого флота при Чесме, однако эта номинация случилась намного позже, после спуска. Сам Чесменский бой произошел в ночь с 25 на 26 июня 1770 г. Как видим, причина закладки монет в кили этих кораблей осталась нераскрытой, возможно их положили просто «на счастье». Во всяком случае это единственное упоминание о памятных закладных монетах, вложенных в киль кораблей. Непонятно также, почему русские червонцы с изображением Екатерины были заменены иностранными. Это тоже в какой-то мере подтверждает предположение, что монеты были вложены «на счастье». Познакомимся с некоторыми досками судов Черноморского флота.

Латунная закладная доска 84-пушечного корабля «Варна». На лицевой стороне выгравирована надпись: «84-пуш. корабль. Заложен в присутствии г[оспод] главного командира Черноморского флота и портов генерал-адъютанта, вице-адмирала и кавалера Лазарева 1-го, начальника штаба контр-адмирала Хрущова, обер-интенданта контр-адмирала Дмитриева и исправляющего должность начальника Корпуса корабельных инженеров подполковника Воробьева», на оборотной стороне: «Строитель Корпуса корабельных инженеров подполковник Воробьев. Октября 4 дня 1838 года, Николаев». Как видим, здесь указаны основные сведения о корабле и командовании Черноморского флота, но нет имени корабля — его еще не было в момент закладки. С чем же связана закладка памятной доски? Видимо, только с присутствием на этом торжественном событии всего командования Черноморского флота во главе с М. П. Лазаревым. Точно такая же закладная доска была использована при закладке 84-пушечного корабля «Ростислав».

Большой интерес представляет закладная доска из меди 135-пушечного корабля «Цесаревич». На лицевой стороне выгравирована надпись: «135-пуш. корабль. Заложен в Николаевском адмиралтействе августа 23 дня 1853 года. В присутствии его светлости начальника Главного морского штаба его императорского величества генерал-адъютанта князя Александра Сергеевича Меншикова», на оборотной стороне: «При закладке находились: исправляющий должность главного командира Черноморского флота и портов адмирал Берх, начальник штаба вице-адмирал Корнилов, обер-интендант контр-адмирал Метлин, исправляющий должность начальника корабельных инженеров полковник Прокофьев и строитель корпуса корабельных инженеров полконник Дмитриев 1-й». Здесь применение накладной доски уже более определенно: «Цесаревич» был первым в России 135-пушечным винтовым кораблем. Это было новое слово в отечественном кораблестроении. в связи с чем и была такой торжественной закладка — в присутствии всего командования Черноморского флота и морского министра А. С. Меншикова. В связи с этим дата фактической закладки корабля — 1 мая — не совпадает с датой, выгравированной на закладной доске. Очевидно, А. С. Меншиков не успел приехать к дню закладки, и ее официально повторили в торжественной обстановке 23 августа, а копии закладных досок были розданы как памятные медали.

Интересна и закладная доска второго крупнейшего корабля — 131-пушечного «Синопа». На лицевой стороне латунной доски выгравирована надпись: «120-пушечный корабль «Босфор». Заложен в присутствии его императорского величества государя императора Николая Павловича, 29-го сентября 1852 года». Здесь, на первый взгляд, все перепутано, но и все объяснимо. Кораблю при закладке было дано имя «Босфор», в память о Босфорской экспедиции Черноморского флота в 1832 г. Хотя этот первый винтовой корабль был заложен раньше «Цесаревича», но спущен позже, уже после окончания Крымской войны, и в память о Синопском сражении был переименован в «Синоп». Вначале, по-видимому, корабль проектировался как 120-пушечный, но в течение почти 6-летней постройки на стапеле он был модернизирован и усилен, стал 131-пушечным. По сведениям Ф. Ф. Веселаго, «Босфор» был заложен 29 октября, т. е. месяц спустя после даты, указанной на закладной доске, но этот перенос был связан, наверное, с приездом царя: корабль еще мог не быть готов к закладке, поэтому 29 сентября в присутствии Николая I его заложили «символически». Кстати, любопытная деталь: на накладной доске мы уже не находим каких-либо фамилий, очевидно, помещать их рядом с именем царя со словом «присутствовали» не считалось допустимым.

Сохранились три одинаковые латунные закладные доски, принадлежащие корветам «Сокол», «Ястреб» и «Кречет» за №№ 1, 2 и 3. На лицевой стороне выгравирована надпись: «№ 1 (или № 2, 3), 8-ми пушечный винтовой корвет. Заложен в присутствии заведующего Морской частью в Николаеве свиты его императорского величества господина контр-адмирала и кавалера Бутакова, временно исправляющего должность обер-интенданта генерал-майора и кавалера Будакова, начальника корабельных инженеров генерал-майора и кав. Прокофьева, 29 октября 1857 года». На обороте: «Строитель корпуса корабельных инженеров полковник Акимов». Это было также знаменательным событием — постройкой больших винтовых корветов в Николаеве начиналось no-существу возрождение качественно нового Черноморского флота, погибшего в Севастополе в 1854—1855 гг.

Представляет интерес следующая медная закладная доска: «20-пуш. винтовой корвет «Воин». Заложен в Николаевском адмиралтействе августа 14-го числа 1854 года в присутствии исправляющего должность главного командира Черноморского флота и портов адмирала Верха, обер-интенданта контр-адмирала Метлина». На оборотной стороне: «Строитель корабельный инженер подпоручик Кортиков». Если мы обратимся к списку Ф. Ф. Веселаго, то не найдем винтового корвета «Воин», а только винтовом транспорт «Воин», вооруженный четырьмя пушками. заложенный в 1853 г. и спущенный в 1858 г. Строитель — поручик Александров. В чем же дело? Почему была столь торжественная закладка, да еще в разгар Крымской войны? Оказывается «Воин» был 20-пушечным винтовым корветом большого водоизмещения (1820 т) — это был первый паровой винтовой корвет русского флота с мощной артиллерией. Поэтому ему сразу же при закладке было дано столь престижное имя «Воин». Но Крымская война затормозила его постройку, за это время он, простояв 5 лет на стапеле, устарел и поэтому был достроен как 4-пушечный военный транспорт поручиком Александровым.

В последующие годы закладные доски стали полнее отражать сведения о строящемся корабле. В эпоху парового и броненосного флота на них гравировали общий вид корабля и все его тактико-технические данные, закладная доска превратилась в подлинный технический паспорт корабля.

В наше время закладные доски служат иконо-графическим материалом при изучении истории кораблестроения и флота, но, как мы уже знаем, к сведениям, приводимым на досках, особенно к датам, следует относиться осторожно.

Закладные доски дожили до наших дней и сейчас в корпус строящегося корабля «врезается» металлическая закладная доска с его названием и основными тактико-техническими данными. В довоенное время у советских военных кораблей были серебряные закладные доски.

Как нам представляется, именно закладные доски кораблей послужили толчком к созданию новых форм памятных медалей четырехугольной формы — плакеток.

*Научно-Популярное издание — 1989 г. Юрий Семенович Крючков «Имя на Борту»